Плоть [ Авт. сборник ] - Филип Фармер

Лицо Сарванта засветилось удовольствием.

— Я был счастлив сделать это для вас, Руд. И я бы сделал еще раз, даже зная наперед, что мне будет плохо. Сознание содеянного делает меня счастливым.

Черчилль не знал, что ответить на это, поэтому промолчал.

Они молча вышли из района гавани и подошли к храму, расположенному в глубине улицы. Проводник завел их в прохладное внутреннее помещение. Он что-то сказал жрице в длинном белом платье, которая повела Сарванта дальше в храм, а Черчилля попросила подождать, пока они не вернутся назад.

Он не возражал, так как был уверен, что у них не было дурных намерений, во всяком случае сейчас.

Почти час расхаживал он взад и вперед около больших песочных часов, стоявших на столе. В комнате было тихо, прохладно и полутемно.

Когда он переворачивал часы, появился Сарвант.

— Как рука?

Сарвант протянул ее к свету. На ней не было повязки. Отверстие было заклеено, и прозрачная пленка из какого-то вещества покрывала рану.

— Мне сказали, что я могу пользоваться ею для тяжелой работы даже сейчас, — восхищался Сарвант. — Руд, может быть эти люди и отсталые во многих отношениях, но что касается биологий, они не уступят никому. Жрица сказала, что эта тонкая пленка-псевдоплоть, которая будет расти и полностью затянет рану, будто ее и не было. Они сделали мне переливание крови, затем дали поесть, что, кажется, сразу придало мне силы. Но не даром, — закончил он, сделав гримасу, — они сказали, что пришлют мне счет.

— У меня такое впечатление, что эта культура не терпит лодырей и тунеядцев, — заметил Черчилль. — Нам нужно подыскать какую-нибудь работу и побыстрее.

Они покинули храм и на этот раз без происшествий вышли к берегу реки Потомак.

Гавань простиралась вдоль берега на добрых два километра. Некоторые суда были пришвартованы к причалам, многие стояли на якоре посреди реки.

— Перед нами панорама порта начала девятнадцатого века, — констатировал Черчилль. — Парусники любых типов и размеров.

Уверен, пароходов мы здесь не увидим, хотя неразумно полагать, что эти люди не умеют их строить.

— Запасы угля и нефти истощились задолго до того, как мы покинули землю, — заметил Сарвант. — Они могли бы жечь дрова, но у меня сложилось впечатление, что, хотя деревья здесь нередки, их не рубят без надобности. Очевидно, они утаивают это знание.

— Сила ветра пусть и не обеспечивает большой скорости, — добавил Черчилль, — но его всегда в избытке и он доставит куда нужно вовремя. Смотрите, какой красивый корабль идет сюда!

Жестом он указал на одномачтовую яхту с белым корпусом и красными парусами. Она разворачивалась, чтобы пристать как раз к тому причалу, где они стояли.

Черчилль, таща за собой Сарванта, сбежал по длинной лестнице к берегу. Он любил поговорить с моряками, а люди на этой яхте очень напоминали тех, с кем он плавал во время летних каникул.

За рулем стоял седой плотный мужчина лет пятидесяти пяти. Двое других, по-видимому, были его сын и дочь. Сын был высоким, хорошо сложенным, статным блондином лет двадцати, дочь — невысокой, с хорошо развитой грудью и тонкой талией, длинноногая, с необычайно красивым лицом и длинными светлыми волосами. Ей могло быть от шестнадцати до восемнадцати лет. На ней были свободные шаровары и короткая синяя куртка.

Она вышла на ют и, видя, что двое мужчин стоят на пирсе, обратилась к ним, сверкнув белыми зубами:

— Держи конец, моряк!

Черчилль подхватил конец и подтянул яхту к пристани. Девушка перегнулась через борт и улыбнулась:

— Спасибо, моряк!

Юноша-блондин пошарил в кармане юбки и бросил Черчиллю монету.

— За твой труд, милейший.

Черчилль перевернул монету. Колумб. Раз эти люди дают столь щедрые чаевые за такую ничтожную услугу, с ними, должно быть, стоит познакомиться.

Он легко перекинул щелчком монету в сторону юноши. Тот, хотя и удивился, ловко поймал ее одной рукой.

— Спасибо, но я не слуга, — пояснил Черчилль.

Глаза девушки стали шире, и Черчилль увидел, что они темно-синие.

— Мы не хотели вас обидеть, — произнесла она низким голосом.

— А я и не обиделся. — По вашему акценту можно судить, что вы не из Ди-Си, — сказала она. — Вас не обидит, если я спрошу откуда вы родом?

— Я родился в Манитовеке, городе который больше не существует. Имя мое — Рудольф Черчилль, а товарища моего — Нефи Сарвант. Он из Мезь, в Аризоне. Нам по восемьсот лет, и мы на удивление хорошо сохранились для своего возраста.

У девушке перехватило дыхание.

— О, вы братья Героя-Солнце!

— Да, сотоварищи капитана Стэгга.

Черчиллю понравилось то, что он произвел такое сильное впечатление.

Отец протянул ему руку, и по этому жесту Черчилль понял, что он и Сарвант приняты как равные, во всяком случае, в данный момент.

— Я — Рес Витроу. Это — мой сын Боб, а это — моя дочь Робин.

— У вас красивая яхта, — похвалил Черчилль, зная, что это лучший способ завязать непринужденный разговор.

Рес Витроу сразу же стал объяснять достоинства своего судна, его дети с воодушевлением дополняли его. — Как только в разговоре бывалых яхтсменов наступила короткая пауза, Робин, едва дыша, сказала:

— Вы, должно быть, многое увидели — множество удивительных вещей, если это правда, что летали к звездам? Я бы так хотела послушать об этом.

— И я, — присоединился у ней Витроу, — также полон желания. Почему бы вам обоим не зайти вечером ко мне в гости? Конечно, если сегодняшний вечер у вас не занят.

— Мы польщены, — с достоинством ответил Черчилль. — Но, боюсь, мы не одеты надлежащим образом.

— Об этом не беспокойтесь, — сердечно возразил Витроу. — Я позабочусь, чтобы вас одели, как подобает братьям Героя-Солнце.

— А вы можете сказать, что с ним?

— Вы не знаете? Охотно допускаю это. Мы сможем поговорить об этом вечером. Очевидно, есть многое такое, чего вы не знаете о Земле, на которой не были столь невероятно долго. Это правда? Восемьсот лет! Да хранит вас Колумбия!

Робин сняла куртку и стояла обнаженная по пояс. У нее была замечательная грудь, но, казалось, она сама не осознавала этого, так же как и других своих прелестей. Вернее, она знала, что у нее есть на что посмотреть, но не позволяла этому знанию препятствовать грации движений либо побуждать к кокетству.

Сарвант был настолько потрясен, что не позволял себе смотреть на нее долго. Черчиллю это казалось странным. Нефи, хотя и порицал одежду и манеры девушек Ди-Си, казалось, нисколько не смущался при виде их, когда они шли по улицам. Пожалуй, из-за того, что на других девушек он смотрел отстраненно, безразлично, как на диких туземцев чуждой земли. Здесь же знакомство подразумевало возникновение другого отношения.